НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ. Юлия Готфрид: «Не понимаю, как политика смогла пробиться в кукольный мир»
Мишки работы Юлии Готфрид сегодня живут в разных странах мира. Ульяновского тедди-мастера знают даже в далеком Катаре. Вот к таким последствиям может привести обычная послеродовая депрессия.
Жительница Ульяновска Юлия Готфрид рассказала нам о своем творчестве, а также о том, как нынешняя напряженность в международной политике наложила свой отпечаток на далекую от всякой политики сферу - «кукольное» мастерство.
Игрушки диктуют условия
Т. Захарычева: Юлия, и все-таки, с чего всё началось?
Ю. Готфрид: С рождения второго ребенка. Со мной тогда приключилась настоящая послеродовая депрессия, я себя чувствовала запертой в четырех стенах, не было выхода моей эмоциональной кипучей натуре. И вдруг я увидела в интернете тедди-мишек, начала листать страничку за страничкой, а там столько мастеров, столько необычных образов, выкроек... В общем, меня захватил этот необыкновенный мир, и я начала шить. Моему увлечению уже четыре года — ровно столько, сколько и младшему сыну.
- А когда любитель становится мастером?
- Когда появляется свой стиль. Нельзя найти двух мастеров с одинаковым стилем, потому что мастер в работе выражает своё внутреннее «я», своё мироощущение. Коллекционеру достаточно посмотреть на игрушку, чтобы сказать, кто её сделал.
- Все ваши игрушки с грустинкой. Почему?
- Я сама жизнерадостный человек, редко грущу, но игрушки у меня получаются почему-то грустнявые. Они ведь сами решают, какими им быть. Конечно, сначала я придумываю образ, рисую выкройку, но в процессе шитья игрушка начинает диктовать свои условия. Однажды я захотела сшить черному плюшевому медвежонку Сеньке-моряку белую даму сердца — Полли. Но медведице эта идея, видимо, не понравилась, и получилась у меня вместо белой дамы брутальная, дородная девица с кривыми лапами. Поставила я их рядом, и вынуждена была согласиться: не пара.
Россияне за ценой не постоят
- Чтобы стать тедди-мастером, достаточно просто шить игрушки?
- Чтобы тебя узнали в кукольном мире, там надо постоянно крутиться — ездить на выставки, общаться. Там все между собой связаны, знают друг друга. Когда едешь на выставку, ощущаешь предвкушение волшебства. Это на самом деле особый мир, какое-то параллельное измерение...
Последний раз на выставке в Москве меня поразила женщина, которая зашла в павильон с двумя детьми в коляске, она ходила по рядам, что-то выбирала. А когда подошла ближе, я поняла, что в коляске не настоящие дети, а куклы реборн — точная копия настоящих малышей. Их делают разных возрастов, даже по весу они такие же, как настоящие. На выставке реборн лежат на специальных подушечках. Те, кто их покупает, заботятся о них, как о детях — одевают, выводят гулять. Я этого не понимаю, мне ближе мишки — теплые, опилочные. У каждого — своя энергетика, потому что когда шьешь игрушку, в неё обязательно вкладываешь своё тепло, и настроение. Я купила себе четырех мишек других мастеров. Периодически беру их, держу в руках, глажу. Нравится безумно.
- Вы ведь участвовали не только в московских выставках…
- Первый раз я была на европейской выставке а в Эстонии, в Таллинне, а через несколько месяцев поехала на московскую. И вот тогда я поняла, как они отличаются между собой. У россиян покупательная способность значительно выше. Они покупают своим детям мишек, которые могут стоить от трех и до восемнадцати тысяч рублей, как будто это обычные игрушки . В Таллинне люди приходили на выставку семьями, с детьми, но в основном смотрели, покупали очень редко. Я там продала единственную игрушку.