Встретил войну школьником, закончил командиром

Насколько разной может видеться война солдату на передовой и подростку глубоко в тылу? Солдат каждый день видит врага через прицел, с ним он встречается так же часто, как и со своими товарищами. Для подростка же в тылу война порой кажется такой далёкой и иногда не оказывает никакого влияния на повседневные дела.

Когда началась Великая отечественная война, Михаилу Смирнову было 14 лет. Войну он встретил школьником седьмого класса, а закончил командиром артиллерийского взвода.

До и после
Михаил Смирнов родился в Москве в 1926 году. Его отец был токарем, а мать - специалистом по сельскому хозяйству. У него были старшая сестра Зоя 1923 года рождения, и младшая Тая, родившаяся в 1935-м.

- В 1941 году мы жили как обычная семья в таком крупном городе как Москва. В мае 1941 года у меня произошло очень важное для меня событие – я окончил семь классов. Подросток в то время с такими данными имел очень большие возможности по дальнейшему образованию. Он мог поступить в ремесленное училище, в техникум, в систему фабрично-заводского обучения, и, наконец, мог продолжить учёбу в восьмом классе. Мнения моих родителей, куда я должен поступить, резко разделились. Отец, как представитель рабочего класса, считал, что я должен получить хорошую рабочую профессию. И гордился, что токарь. Мать считала, что я должен продолжать учёбу в восьмом классе. Её мнение основывалось на том, что я седьмой класс закончил с далеко не самыми плохими оценками. У меня было только три тройки. Остальные четвёрки и пятёрки, причём пятёрок больше, – рассказывает Михаил Михайлович.

Пока родители спорили о дальнейшей судьбе своего сына, у 14-летнего Михаила были свои заботы. Май, начинаются длительные каникулы, и самыми главными интересами тогда были футбол, купание и лапта.

- Но мирная жизнь у нас продолжалась до определённого момента. И этот момент наступил 22 июня 1941 года. У всех людей старшего поколения это осталось на всю жизнь. Это черта, это Рубикон. То, что было до 22 июня – одна жизнь, а то, что стало после – совершенно другая, – говорит Смирнов.

К началу Великой Отечественной родители Михаила Михайловича успели пережить множество войн: Первую мировую, в которой оба приняли участие, Гражданскую, а также малые войны на озере Хасан, на Халхин-Голе и Финскую. Поэтому, как только услышали по радио о нападении Германии, они знали, что нужно делать. Родители тут же пошли в магазины закупать всё самое необходимое: консервы, крупы, макароны, сухари, одежду, мыло, медикаменты и керосин. В 1941 году в Москве ещё не было газа, а электричество было далеко не везде, и многие продолжали пользоваться керосиновыми лампами и примусами. При отсутствии электричества и газа они позволяли осветить комнату и приготовить еду.

Дружинник
А Михаила Смирнова с началом войны записали в отряд юных пожарных дружинников.

- Организовывались взрослые пожарные команды, и им в помощь – подростковые. Каждому давали специальные повязки на руку с тремя буквами ЮПД – юный пожарный дружинник. Юные пожарные дружинники работали под руководством взрослых пожарных. Я трудился на противопожарном посту номер пять, – вспоминает ветеран.

По воспоминаниям Смирнова, главной его работой была борьба с зажигательными бомбами. Если при объявлении воздушной тревоги все бежали в бомбоубежища, то пожарные дружинники занимали позиции на крышах домов.

- Когда падала зажигательная бомба, её нужно было засыпать песком, чтобы потухла. Водой или огнетушителем - бесполезно. Но бывало, что песок заканчивался, и тогда подцепляли бомбу лопатой или большими клещами, и сбрасывали вниз на асфальт или землю, где она спокойно догорала, не причиняя никакого вреда. Бомбардировки начались примерно через месяц после начала войны, когда немцы захватили белорусские аэродромы, и стали их использовать для налётов. С более дальнего расстояния они не могли летать: у их бомбардировщиков не хватало топлива, чтобы прилететь, а потом вернуться обратно. Работать нам приходилось примерно раз в неделю. Чаще всего ночью. Хотя со временем, когда враги подходили всё ближе к Москве, бомбы стали падать два раза в неделю, – рассказывает Михаил Михайлович.

Артиллерийская школа
Так пришли первые два месяца войны. В августе на первый план снова встал прежний вопрос – куда пойти учиться. Мать и отец по-прежнему продолжали так же настаивать на своём.

- Одно дело где-то там воевали, а другое – то, что здесь творилось. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Родители не хотели уступать друг другу. Помог случай. Я встретил своего школьного друга. Он сказал, что будет учиться во Второй московской специальной артиллерийской школе. Меня это очень удивило. Друг рассказал, что это за школа, и чем она отличается от обычной. Рассказал красочно и с пафосом, а когда сказал, что ученики этой школы носят настоящую военную форму, то всё остальное из моей подростковой головы сразу вылетело, и я решил пойти учиться туда. Родители с моим выбором согласились, – говорит Смирнов.

Вторая московская артиллерийская школа отличалась от всех остальных школ. Здесь обучали всем тем же предметам, что и в обычной школе, но к ним добавляли начальные курсы по артиллерии. Каждый класс назывался взводом, и в нём училось по 25 человек, как в настоящем боевом. Командовали ими не классные руководители, а командиры взводов. Каждое утро начиналось с развода на занятия. И не было ни одной девчонки.

- Последнее меня очень огорчало, – признаётся Михаил Михайлович.

Эвакуация
Но учиться было суждено не долго. Уже в октябре враг подошёл слишком близко к Москве, и артиллерийскую школу было решено эвакуировать на восток. А его родители остались в Москве.

Всем ученикам артиллерийской школы раздали специальные памятки, в которых было написано, что нужно взять с собой в дорогу: еду на три дня, кружку, ложку, одежду, мыло. Хотя все, конечно, взяли всего с запасом на более долгий срок. Руководители школы, преподаватели и ученики ехали в одном поезде. Но ученики были в обыкновенных товарных вагонах с печкой посередине и 25 деревянными нарами по сторонам, а руководители и преподаватели – в пассажирских вагонах.

- Продукты у нас начали заканчиваться через два дня. В вагоне делать было нечего, и все от скуки ели. Но хорошо, что продукты быстро кончились. Если бы они стали лежать, они бы испортились. Но есть нужно было, и дальше в ход пошли деньги. Кому-то родители дали в дорогу 5 рублей, кому-то 10. Еду покупали на станциях. Но потом кончились и деньги, а поезд продолжал ехать. Что дальше? Дальше перешли на бартер. Хотя тогда такого слова не знали, но понимали, что можно одно обменять на другое. Например, на станции обменивали куски мыла. Мыло в годы войны дорого стоило. Иногда даже торговался, кто больше, например, картофелин даст за мой кусок мыла. Так обменяли все вещи, которые у нас были в запасе: мыло, носки и другие. Но потом и это кончилось. Осталось только то, что на нас. А поезд всё ехал дальше. И дальше мы превратились в обыкновенных воров. Хотя у нас не было ни пистолетов, ни ножей, ни кастетов. Есть ведь нужно каждый день. Воровали яблоки в садах, морковь и многое другое. Особенно ценились подсолнухи. Найти колхозное поле с подсолнухами без сторожа было невероятной удачей! Срывали столько шляпок подсолнуха, сколько могли унести. Семечки мы ели, а шелухой и шляпками топили печку, – вспоминает Смирнов.

Хотя всем сказали, что еды нужно взять на три дня, но прошло уже гораздо больше, а поезд всё продолжал движение. Такое горестное положение с питанием в конечном итоге встревожило преподавательский состав. Ведь дети не по своей вине попали в такое положение. Во все партийные, комсомольские организации были посланы сотни писем. В итоге в каждом областном центре их стали бесплатно кормить.

- Первый раз нас накормили горячим обедом в Свердловске. До него мы ехали 10 суток. В Свердловске нас впервые помыли и обработали все болячки. Только после этого пустили в столовую. Обед состоял из первого, второго, стакана чая, кубика сахара, и трёх кусочков хлеба. Хлеб и сахар мы клали в карман, потому что знали, что после Свердловска будет Тобольск, до которого ещё около 10 суток ехать. На следующий день на завтрак ели кусочек хлеба, на обед – кусочек хлеба и сахар, на ужин – кусочек хлеба. Потом от Тобольска до Омска ещё несколько дней ехать, и такая же картина. Когда заканчивался хлеб, опять начинали воровать, – рассказывает Михаил Михайлович.

Восток – понятие растяжимое. В Свердловске ученики уже всерьёз начали задумываться о том, куда их везут.

- От Уральских гор и до Владивостока – всё это Восток. Пока мы ехали по европейской части Советского Союза, этот вопрос нас не очень беспокоил. Все понимали, что нас увозят от войны. А вот когда перевалили через Уральские горы, мы все заинтересовались. И так уже далеко уехали. Мы с этими вопросами стали приставать ко всем: к преподавателям, к начальнику школы. Нам отвечали, везут туда, куда нужно. Нас такие ответы не устраивали. Это же не военная тайна, везли не секретные танки, а голодных пацанов. Мы расценили, что от нас просто скрывают, – вспоминает Смирнов.

Так их привезли сначала в Тобольск, потом в Омск, потом в Новосибирск. Поезд шёл всё дальше и дальше вглубь Сибири, и никто не знал, когда этот путь закончится.

- Как-то утром я проснулся от мёртвой тишины. После постоянного стука колёс и гудков это было очень необычным. Через несколько минут раздаётся стук в дверь и команда выходить с личными вещами и строиться. Приехали. Посмотрели личные вещи… Сумки и чемоданы были пустыми. Построились и прочитали: город Ленинск-Кузнецкий. Он находится примерно на 70 километров южнее Кемерово. В итоге на дорогу у нас ушло 40 суток. Какими мы вышли на платформу этого города после такого путешествия, можете представить сами, – рассказывает Михаил Михайлович.

В Ленинск-Кузнецке прошла большая часть обучения в артиллерийской школе. В этом городе добывался уголь, и в первой половине дня школьники учились, а во второй загружали уголь в вагоны. В начале 1944 года вышел приказ о возвращении Второй московской специальной артиллерийской школы обратно в Москву.

- Когда вернулись в Москву, то светомаскировки уже не было. Уже знали, что скоро их добьём. Даже без помощи Соединённых Штатов и Англии, – говорит Смирнов.

На фронт
Отец Михаила Михайловича к тому времени уже умер, но мать и обе сестры остались живы. Проведя ещё несколько месяцев в училище, в конце 1944 года, Смирнов отправился на фронт.
На фронте Михаил Смирнов попал в 53-ю пушечную артиллерийскую бригаду, где его назначили командиром артиллерийского взвода 152-х миллиметровых гаубиц. Бригада стояла в Прибалтике в составе 2-го Прибалтийского фронта.

- Это очень прославленное армейское соединение, заслуженная воинская часть. Она принимала участие во всех основных боевых действиях во время Великой отечественной войны, награждена многими орденами. Уже прибыв на фронт, я принимал участие в освобождении Риги и ликвидации остатков немецких войск в Латвии, – вспоминает ветеран.

- Когда попал на фронт, представление о фашистах стало как о реальном враге. До этого было, если можно сказать, по книгам. Была ненависть. Я ведь своими глазами видел, как горят московские дома, на своём животе почувствовал, что значит семь дней не есть, – добавляет Смирнов.

День Победы Михаил Михайлович встретил немного южнее Риги в городе Добеле. Их воинская часть получила приказ оставаться в нём на постоянные квартиры. В армии Смирнов прослужил до 1970-го года.

Виктор Мартынов,

фото автора