Остановимся на одном. Почему многие ульяновские родители не готовы рожать второго ребенка

Сейчас поменялась сама роль женщины в обществе. Если раньше она была хранительницей очага, на ней были только дом и дети, то сейчас женщины наравне с мужчинами нацелены на самореализацию. Естественно, для них рождение второго ребенка может быть препятствием для построения карьеры. У таких женщин уже есть понимание того, что на определенный период жизнь ограничивается, есть страх и нежелание возвращаться к ограничениям. Может присутствовать страх перед так называемым «декретным мозгом», то есть временной умственной и социальной деградацией, когда женщина засиживается дома с одним, а потом со вторым ребенком и с трудом может продолжать карьеру. Еще может быть боязнь, что двоих детей нельзя любить одинаково. Некоторые клиентки боятся, что не смогут полюбить второго так же сильно, как первого, или наоборот, второго будут любить больше, а первому - уделять меньше внимания. Есть и страх потерять привлекательность, то есть испортить фигуру после родов и кормления грудью. Если в семье отношения ухудшились, и тут происходит незапланированная беременность, женщина боится, что муж в какой-то момент ее бросит, и она останется одна с двумя детьми.

Сказать, что роды – это тяжело, значит, ничего не сказать! Когда я была беременной, постоянно читала рассказы о родах и настраивала себя на лучшее. Сорок недель подходили к концу, а мой сын даже и не думал появляться на свет. Муж уже возил в больницу на осмотры и грозно предупреждал: «Без сына не возвращайся». Но, к сожалению, ничего не менялось. Врачи на очередном осмотре решили стимулировать роды, но я очень испугалась. Ушла домой и стала стимулировать сама, домашними способами: побегала по лестнице, помыла руками пол во всей квартире, потанцевала на каблуках и легла спать. К часу ночи почувствовала боли в области поясницы. Утром позвонила своему врачу, она сказала, что лучше поехать в роддом. В 16.00 отошли воды, позвонила мужу, он повез меня в роддом, и тогда мне было совсем не страшно. Страшно стало, когда я осталась одна в предродовой палате. Схватки шли, а живот все не болел. Только поясницу, казалось, молотком дробили. Я терпела всю ночь. Потом врач колол какие-то уколы. Я голодная, уставшая, с системой и схватками терплю. Лежать было невыносимо, ходила с капельницей по палате и молилась, чтобы с сыном все было хорошо. Врачи даже просили кричать на схватках, а я, как партизан, стискиваю зубы и молчу. Не знаю, как у других, но меня при каждой схватке вырубало в какую-то другую действительность. Наконец, я расплакалась и попросила отпустить меня к маме, тогда повели рожать. Глаза закрыла в предродовой палате и больше не хотела открывать. Минут через 30 сын родился. Он сразу не закричал, хоть я так ждала его крика. Унесли в другую палату, я в панике, и только потом услышала своего малыша. Он чуть не умер: троекратное обвитие пуповиной, долгий безводный период, огромная гематома на голове. Получается, я рожала практически двое суток. После такого за вторым, конечно, никогда…

Для нас этот вопрос связан не только и не столько с материальными затратами. Тут надо смотреть на ситуацию с разных сторон. В нашем регионе не работает система инклюзивного образования. То есть, если мы сможем ребенка социально адаптировать, определить его в школу, тогда у родителей появится свободное время. Тогда мама сможет выносить второго ребенка. Мы уже наступили на эти грабли однажды и не хотим сейчас говорить о психологической травме, которую это повлекло за собой. Я считаю, что рождение особенного ребенка дает нам опыт, колоссальный и страшный опыт. Большинство родителей не хотят его повторения, поэтому и не решаются на второго ребенка. Более того, в регионе для таких, как мы, практически нет социальной поддержки. Папа у нас вынужден очень много работать, я постоянно нахожусь с дочкой, и на себя у меня элементарно нет времени. Как таковых льгот у нас нет, хоть на словах о них говорят. Что касается возврата процента оплаты коммунальных услуг, я могу даже в сберкнижку не смотреть, там приходит по 70-100 рублей в месяц. С материальной точки зрения, конечно, затраты огромные. Необходимо медикаментозное лечение, мы нуждаемся в нем постоянно. Все препараты, которые нам предлагают бесплатно, давно вышли из употребления, ими детей не лечат от ДЦП. Нам регулярно нужна иппотерапия, бассейн, логопед, дефектолог. Это все за наш счет. У нас в регионе качественную реабилитацию получить нельзя, есть какие-то пародии. Несколько лет назад я еще верила, что нам могут здесь помочь, таскала дочку на плече. Сейчас это только гробит мой позвоночник, от процедур толку нет. Я не буду говорить про отношение, про спящих массажистов, которые там сидят, про доисторические аппараты. Массажисты помяли ребенка на кушетке, все, ваши тридцать минут прошли. Никто в результате не заинтересован. Поэтому мы постоянно ездим в Челябинск, были в Москве, Питере, Нижнем Новгороде, Тольятти. Есть возможность – помогает благотворительный фонд, нет возможности – за свои деньги. Если бы у нас появился второй ребенок, получится, что на первом мы будем экономить – и в плане сил, и в плане денег.

Если родители боятся, что у них появится нездоровый ребенок, то это можно рассматривать как философский вопрос. Когда такой малыш приходит в семью – это опыт для родителей. Этот ребенок для чего-то дан родителям, чтобы они что-то в себе изменили. Вопрос стоит об ответственности за ребенка и в том числе, если вдруг он родится больным. У нас воображение так создано, что мы зачастую рисуем страшные картинки о будущем. Этого еще не произошло, а мы уже страшное «кино» смотрим в воображении. Сам страх – очень сильная эмоция. А какими эмоциями человек переполнен, это он и притягивает, страх – своеобразный магнит. Надо понимать, что такое случается, но когда мы готовы принять жизнь любой, готовы к ответственности, тогда риск становится минимальным.