Они познакомились на одном из первых актёрских курсов в УлГУ. Их студенческие спектакли не ставились, а рождались. Для них работа – это рай, который они создают себе сами и без которого не мыслят своего существования. Знакомьтесь – счастливая пара Алексей Храбсков (Вольный) и Дарья Долматова, актёры Ульяновского драматического театра имени И.А. Гончарова. Алексей, кроме того, кандидат педагогических наук. На вопросы журналиста они отвечают вместе, дополняя друг друга.

– На Алексея я обратила внимание сразу: он был лидером и абсолютно чётко знал, куда пришёл и зачем. За ним тянулись, – вспоминает Дарья. – А я в театре оказалась совершенно случайно… Может, и была детская мечта стать актрисой, но она была настолько детская, что к тому моменту, когда надо было определяться с вузом, я успела про неё забыть. Мне нравился театр – свет, декорации, костюмы, вся эта внешняя атрибутика. Наверное, за ней идут 90 процентов студентов. А то, что это труд до седьмого пота, – я этого не понимала. На первых курсах мы с Алексеем приятельствовали, нам нравилась одна и та же музыка, мы смотрели одни и те же фильмы – «Кабаре», «Полёт над гнездом кукушки», «Человек дождя»… Нас учили двигаться, петь, делать какие-то этюдики. И тут наш руководитель Михаил Скандаров дал мне один отрывок из Астафьева. И такая это была непонятная героиня, не философская и не замороченная. Она в своей простоте казалась мне настолько безыскусной, что я не могла понять – что там играть? Я пробовала и так, и сяк, и эдак, но не могла в ней найти для себя никакого интереса. И вот так невнятно я существовала в этом отрывке. Разумеется, когда мы его показали на экзамене или зачёте, это вызвало выпады в мой адрес. Михаил Вартанович выдвинул мне ультиматум: если ничего не произойдёт, будем прощаться. И тут повезло: дали удачный репертуар, который абсолютно «лёг» на меня – роль Раисы в сцене Раисы и Анфисы в пьесе Островского «Женитьба Бальзаминова». Это очень смешная сцена! Во-вторых, она игровая, там всё вкусно! В общем, мы с Дарьей Олейниковой получали колоссальное удовольствие, буквально купались в этом отрывке.

– За полгода Дарья сделала такой кувырок вокруг себя, что на экзамене прозвучала просто блестяще. Она стала событием! Её обсуждала вся университетская верхушка (ректор, проректоры и деканы приходили на экзамены, знали нас по именам). На «разборе полётов» после экзамена Михаил Вартанович сказал: «Даша, поздравляю, сегодня ты родилась как актриса». И тут у меня вдруг брызнули слёзы от счастья. Я даже сам не ожидал. Именно тогда я понял, что неравнодушен к Даше. На третьем курсе между нами завязались нежные отношения. Через год после получения диплома мы зарегистрировались, а ещё через три года родился сын Пётр.

– С нашего курса начиналась специальность, внедрялась учебная программа ГИТИСа. К нам приезжали преподаватели ГИТИСа, блестящие педагоги Валентина Пасютинская (танцы), Владимир Пивоваров (сценическое движение и фехтование), Мария Ганешина (вокал), Татьяна Ярош (сценическая речь). Они столько нам дали – мы им благодарны невероятно. В общем, это был наш рай. В те гремучие-дремучие времена мы занимались на малой сцене. Однажды в январе 1998 года случился сильный мороз -39 градусов, школьники не пошли в школу с 1 по 10 класс, даже вузам было рекомендовано отменить занятия. А у нас в танцевальном зале практически не было отопления. И тут приехала Валентина Пасютинская – в первый раз! На три дня! Ну невозможно было не прийти! Добирались на трамваях. Помню, пока доехала, уже не чувствовала ни рук, ни ног. Мы вошли в класс и просто приникли к батарее. Занимались в 45 кофтах, в валенках, разрумянились все! – вспоминает Дарья.

– Прошло 15 лет, но для нас это будто бы вчера. На курсе был рай – единение очень разных людей, соединённых любовью к театру и друг к другу. И спектакли именно не ставились, а рождались. Наверное, я хотел этот рай сохранить, поэтому с радостью бросился в педагогику – и вот уже 15 лет преподаю, – подтверждает Алексей.

– С окончанием учёбы рай закончился?

– Рай периодически возникает. Раньше мы ждали, когда он появится, а потом решили делать его сами. Для актёра замечательно, когда работы много. Именно это я имею в виду, когда говорю, что рай мы создаём себе сами. Если я ничем не занята, то через неделю я начинаю погибать. Поэтому я очень благодарна Алексею и нашей соратнице Ольге Новицкой. С этими людьми у меня случается творчество, получаются проекты, которые приносят удовольствие и мне, и зрителям.

– У вас были старшие товарищи, которые вводили вас в профессию?

– Да, наши педагоги, особенно Борис Александров. Даже когда мы уже работали, мы к нему бегали, он нам подбрасывал идеи, на премьере всегда стоял за кулисами, смотрел, как мы растём. Когда его не стало, стало гораздо сложнее. Мы карабкаемся, делаем некие самостоятельные работы. Уже полтора года живёт счастливо наша история «Маленький человек с большим сердцем». Вторая работа – «Другой человек». Этот спектакль был очень тепло принят русскоговорящими зрителями в Копенгагене.

– Когда Бориса Владимировича не стало, это была одна из самых жутких потерь. Тогда и появилась идея издать книгу, – делится Алексей. – Вообще-то я ожидал, что книжечка получится тоненькая. Но Елена Васильевна, жена Бориса Владимировича, передала мне семейный архив, кое-что я поспрашивал у дирекции театра. В краеведческом отделе Дворца книги нашёл больше 50 статей – интервью, впечатления, спектакли. Я систематизировал сборник. Какой это подарок искусствоведам! Там практически весь фактический и документальный материал – детальный! 50 источников. Рецензии, кстати, не всегда хвалебные.

– Почему это важно сегодня?

– Наверное, желание создать книгу – это попытка оставить его здесь. Мы верим, что человек, который его не знал, сможет хоть чуть-чуть, пусть заочно, приобщиться к его личности, философии, логике, к его взгляду на жизнь. Его позиция читается сквозь строки, проступает в интервью.

– Одно из самых сильных моих театральных потрясений – спектакль «Шлюк и Яу» с Александровым и Кустарниковым в главных ролях, – вспоминает Алексей. – Меня просто раздавило. Когда спектакль закончился, я даже разговаривать не мог, так глубоко саданула меня история, донесённая великолепной актёрской игрой. Двух пьянчужек разыграл богатый князь. Их, вусмерть пьяных, подобрали у ворот замка и разодели князем и его женой. Александров играл Яу. Его персонаж поверил в то, что он князь, и так вцепился всем своим существом в эту мечту, что в итоге превратился в деспота. Но тут господа натешились, опять напоили пьянчужек хмельным и выбросили за порог. А Яу никак не может прийти в себя, всё твердит, что он князь, отдаёт Шлюку какие-то приказания. В итоге Александров сыграл отрезвление этого человека, его боль по упущенной возможности… Так метафорично – невозможно, просто кровавые слёзы, когда он говорит: «Вы ухватите себя за вихор, хоть волосы на нём и прилизаны. В конце концов нас всех, князь ты или нет, одинаково черви сожрут». Это был потрясающий спектакль и огромная трагедия… В общем, много чего я для себя понял. И жалко стало его – и себя, наверное…

– У вас не бывает так после спектакля? Вот вы живёте в другом мире, а потом выходите на улицу – и попадаете в обыденность.

– Я всегда получаю удовольствие, когда мне удаётся быть просто зрителем, – говорит Дарья. – Зрительское восприятие совершенно обратное. Когда артист говорит: меня захлестнули эмоции, я жил, я был другой человек, я умер... Я считаю, это кокетство. Если бы так было на самом деле, все артисты лечились бы в Карамзинке. Ты должен не сам плакать, а заставить плакать зрительный зал. Наше тело, разум, сердце – это инструмент. Конечно, пропускаешь через себя, находишь какие-то аналогии, чтобы добиться определённого состояния. И когда понимаешь, что сегодня в спектакле ты вышел на все свои эмоциональные куски, попал во все ноты, ты выходишь в прекрасном лёгком здоровом удовлетворении – удалось! Я хочу сказать, что ты можешь получить потрясение, будучи зрителем, но нельзя получить потрясение, играя роль. Хотя, может, у кого-то и бывает: «Я так потрясающе играл! Я потряс самого себя!».

– Сегодня театр становится всё более «описательным», а не «проживательным». Хорошо это или плохо?

– Меняется жизнь – и театр видоизменяется. Режиссёр приезжает максимум на месяц, ему не до того, чтобы посадить зерно, поливать и ждать, когда оно прорастёт. Всё происходит быстро. Раз – удобрение! Ещё! Ещё! Цвети! Всё. Уехал. Это производство. Никуда не денешься…

Фото и видео автора